2
Павлиньи перья пальмы пахнут
морем,
шуршит песок, и шишка-ствол
густеет африканскою смолою.
Гортанный говор и журчанье
струек,
курортный гомон полон поцелуев.
Морская рябь пестра -- многоязычна
плывет толпа, надутая величьем,
сквозь шопинг, словно парусник по
водам.
Лишь кошка независимо и дико,
бредет на стыке вечности и мига,
походкою пружинящей и гордой,
являя миру полную свободу.
Эйлат
3
Электричество делает путешествие
безопасным.
Море в скалах безнадежно устало
рокочет,
наверное хочет рассказать
бесконечно малым
смертным, о черепахах, тяжело
роняющих яйца в почву,
о снах летучих мышей, в пеленках
перепончатых крыльев.
Я говорю «ау» тысячекратному эху,
Пенелопа в мобильник роняет
минуты смеха.
В точке пресечения трех
континентов,
Европа впадает в Азию, Африка
дышит хамсином.
Еврейская радуга собрала в фокусе человечество,
сама не признавшись в этом,
на качелях Бога взлетая, между величием и
бессильем.
Рош-ха-Никра
4
Кошки ходят неслышно, и птицы
поют о своем.
Им шабат -- не шабат, первый день
и седьмой равноценны.
Эти плоские крыши настроят живые
антенны,
а горбатые крыши две свечки
зажгут за столом.
Гость незваный и званный пленится
субботним теплом,
будет время неспешно бежать
голубым ручейком
и вливаться в Кедрон смоляной и
густеющей пеной.
Гость незваный и званный, пора
собирать чемодан,
первый день предъявляет сурово
свои полномочья,
начиная движение с ночи, зеленым
ростком
расцветает душа, начиная движение
с ночи.
Иерусалим
5
Гефсиманского сада оливы
попятились вспять,
и живут за решеткой, по мелочи
распродавая
остролистую зелень за шекель, а
благодать --
приживалкой в углу, словно нищий
в холодном трамвае.
Крепко заперто место последней
молитвы Христа,
монастырь стережет, огрызаясь,
как злая собака.
Что ты ищешь здесь, путник ?
Поделена и залита,
кровью, потом, слезами земля.
Ожидается драка
за надгробье, за ломтик луны, и
за тень от креста,
в первый день, в день шестой, и в
седьмой, ожидается драка.
Иерусалим
6
Сердцевина у яблока, семечко, центр Земли –
этот вздыбленный город, торгующий духом и телом.
Этот Ноев ковчег, покоривший иные пределы,
всеземной караван, утонувший
в пустынной дали.
Дни, мелькая пылинками, в камни столетья вросли,
на фундаменте древнем возведены новые стены,
терпко пахнет базаром, возможно, грядут перемены.
Вереница народов вернулась на круги свои.
И в автобусной пробке въезжает в Иерусалим
долгожданный Спаситель, давно ожидаемый всеми.
Чуть потрепаны джинсы, кроссовки в пыли,
молчаливый подросток, чей клоунский рыжий парик,
веселит даже кошек, и, в общем, совсем не по теме,
он в Шагаловском небе беспечно и юно парит.
29.11.08
Минск
|